А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Он почувствовал, что все не так, еще не перешагнув порог. Это было... проще сказать, чем это не было. Это не было чувством опасности. Это не было тем нематериальным теплом/холодом, которое исходит от проходов. Это не было жестким и строгим сосредоточением, которое приходило к нему в момент начала боя - вне зависимости от того, бился ли он сам или командовал, посылая в бой других. Но все-таки что-то из давнего это напоминало... какое-то бессильное томление, вязкая слабость... что-то подобное было, когда ранили во второй раз, под Новожиловым, в бедро. Хотя - нет. Похоже, но - иначе, иначе... Он вошел. Пыли почти не было, ее вымели. Широкий холл с двумя колоннами, широкая лестница прямо, двери по сторонам от лестницы. Ковер на полу - как войлочный. Протоптанные по нему дорожки. Да, они поднимались здесь: один на башенку, второй - на балкон. Там и лежат... То чувство, которое он никак не мог определить и понять, становилось все сильнее. Почему-то вспомнились похороны Алика. Шел дождь. Прерывистый шорох вверху? После уничтожения большого прохода пыльный мир перестал быть безмолвным: откуда-то приходили звуки, неясные по природе и часто ни на что не похожие. Будто медленно отдирали присохший бинт. Льдины расходятся... Нет, не звуки. Звуки были, но не вызывали никаких чувств. Он поднялся на второй этаж. Здесь когда-то жила Светлана. Наверное, вот за этой дверью. Или за этой. Двери были сорваны с петель, вмяты внутрь комнат. Будто кто-то огромный и страшно сильный прошел по коридору, взмахивая хвостом с пушечным ядром вместо кисточки на конце... Глеб испытал сильнейшее желание перейти здесь, в ее комнатах... вдруг там остались какие-то милые безделушки... но - почему-то, без объяснения, отказался от этой мысли. Дальше. Лестница на третий этаж. Стон. Ясный отчетливый стон. Первого часового он не убил - лишь ранил... Глеб вынул из кармана "смит-и-вессон" и продолжил подъем - осторожно, чтобы не подвернуться под дурацкую пулю. Раненый часовой все еще полз. Половины лица у него не было. Уцелевший глаз смотрел косо вверх. Но Глеба он как-то заметил: ползти перестал, завалился на левый бок, поднял правую руку с растопыренными пальцами. Стой! Глеб трижды выстрелил, не глядя. Обошел еще дергающееся тело... далее